Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Нелли Шульман

Взяв нефритовый флакон с ароматической эссенцией, девушка вдохнула запах розы. Вынув шпильки, Мэйгуй распустила волосы, — они упали шуршащей, черной волной, почти коснувшись мраморного пола, — и блаженно закрыла глаза.

Она сидела, завернув на волосах шелковое полотенце, подперев подбородок кулачком, глядя на то, как Наньсин, урча, грызет косточку.

Мэйгуй отставила в сторону поднос с ужином. Допив чай, она взяла эрху, что лежал рядом с ней на ступенях террасы.

Быстро оглядевшись, девушка ощупала пальцами резонатор и улыбнулась — кожа питона, натянутая на дерево, в одном месте чуть приподнималась — совсем незаметно.

Мэйгуй вытащила крохотную записку. Она гляделась в иероглифы, искусно вычерченные между лучей красного солнца.

— Один брат на кухне, один на складах, еще двое — рабочие и сестра занимается уборкой, — девушка сожгла бумагу в фонаре и сказала Наньсину: "Ничего. Справимся. Я что-нибудь придумаю. В конце концов, — она потрепала собачку за ушами, — мы никуда не торопимся, песик. Братья на юге пока собирают силы, и ударят, как только тут, — красивые губы улыбнулись, — все будет закончено. Это я тебе обещаю".

Девушка рассмеялась и взяла эрху. Проведя смычком по шелковым струнам, она сказала Наньсину: "Называется "Цветок жасмина". Думаю, его Величеству понравится".

Мэйгуй заиграла и запела, — нежным, высоким голосом. Наньсин, улегшись рядом, положив мордочку на лапы — следил глазами за движениями смычка.

— Джованни, — вспомнил он. "Меня зовут Джованни".

— Правильно, — раздался ласковый голос сверху. "Только не надо вскакивать, вы еще болеете, но я вас вылечу".

Мужчина открыл глаза и встретился с веселым взглядом. Маленький, худенький священник покачал лысоватой головой: "Меня зовут отец Лоран. Раз вы говорите по-французски, я вас буду называть Жан".

— Говорю, — понял Джованни. Слова лежали рядом, он их узнавал, но вдруг поморщился — вдалеке, в сумраке, были еще какие-то. "Не вижу их, — вздохнул про себя мужчина и вслух спросил: "Где я?"

— В Пекине, — голубые глаза отца Лорана усмехнулись. "В самом его центре, вон там, — иезуит показал рукой за окно, — Запретный город. Помните, что это такое?"

— Помню, — обиженно ответил Джованни. "Там живет император. Сейчас, — он нахмурился, — Цяньлун, из маньчжурской династии Цин. Шестой император этой династии, кажется".

— Правильно, — отец Лоран всплеснул худенькими ручками. "Вы хорошо знаете историю, месье Жан".

— Недурно, — согласился Джованни и провел рукой по голове: "А почему меня обрили? Из-за болезни? И, — он завел руку за плечо, — шрамы какие-то. Что это?"

Отец Лоран вздохнул. Налив в стакан вина, он поднес его губам больного. "Вы были дорожным рабочим, пленником. Вас били, оттого и шрамы. Вы не помните, где попали в плен?"

Джованни выпил сладкого, теплого вина, и вздохнул: "Нет".

— Ну, ничего, — отец Лоран проверил его пульс, — ничего. Вы молодой, здоровый юноша, вам около двадцати пяти лет. Полежите, оправитесь, и все будет хорошо".

Джованни обвел взглядом полки с книгами: "Эту я знаю. Можно? — он указал на "Solution de diffrerens problemes de calcul integral".

— Это Лагранжа, — отец Лоран передал ему книгу. "Вы помните, кто такой Лагранж?".

— Нет, — рассеянно сказал Джованни, смотря куда-то перед собой.

— Как библиотека, — понял он. "Только очень большая, огромная. Тысячи полок, десятки тысяч. И все в тумане, только некоторые шкафы освещены. Вот этот, например".

Он увидел то, что ему было нужно. Устроившись удобнее, морщась от боли в спине, он попросил: "Отец Лоран, можно мне бумагу и перо?".

Обед для императора Цяньлуна, Айсиньгёро Хунли, был накрыт во дворце Цзяотайдянь. Огромные, распахнутые окна выходили прямо в сад, наполненный запахом роз. С озера дул легкий ветер, чуть колыхавший шелковые, расшитые шпалеры на стенах.

В углу зала, за ширмами, раздавалась тихая мелодия цисяньциня.

Император отложил нефритовые палочки. Откинувшись на подушках, закрыв глаза, он погладил седоватую, короткую бородку.

— Как это называется, Хэшень? — вдруг спросил он чиновника, что стоял на коленях у резного, низкого столика, уставленного драгоценным фарфором.

— Цветок Жасмина, ваше величество, — прошелестел тот.

— Приятная музыка, — Хунли открыл один темный, зоркий глаз и спросил: "Что там на юге?"

— Секта "Белого Лотоса" окончательно разгромлена, — торопливо сказал Хэшень, — казнено более трех тысяч человек. Остатки, повстанцев сейчас выкуривают из горных убежищ.

— Выкуривают, — язвительно повторил император. Он поднялся, шурша простым, синим халатом. Чиновник тут же вскочил.

Хунли прошелся по залу, пошевелив широкими плечами, — он был высоким, сухощавым, со смуглым, жестким лицом. Посмотрев на сад, император поинтересовался: "А что "Красное Солнце?"

— Ищут, — Хэшень опустил голову. "Они очень тщательно скрываются, ваше Величество, никто не знает — где глава братства, и вообще, — он позволил себе чуть развести руками, — есть ли оно на самом деле, это "Красное Солнце". Скорее всего, выдумки, слухи…, - голос чиновника увял.

Император повернулся и зловеще проговорил: "Те слухи, которые вооружены кинжалами, и те выдумки, которые носят с собой мечи. Тщательно, — он поднял длинный палец, — тщательно проверьте все, что о них говорят. На рынках, в харчевнях, где угодно".

Хэшень торопливо кивнул. Хунли злобно подумал: "Никому из них нельзя верить, каждый китаец до сих пор ненавидит маньчжуров. Сто тридцать лет прошло, я — шестой император династии, а они терпеливо ждут, пока мы повернемся к ним спиной, чтобы вонзить в нее клинок. И будущий наследник тоже рожден от китаянки. А что делать, если Юнъянь — единственный из всех моих сыновей, кто, хоть как-то сможет править. Наверное".

— Хэшень, — неожиданно мягко сказал император, — ты же знаешь, я тебе доверяю. Как маньчжуру, как умному человеку. Сделай так, чтобы это "Красное солнце" быстрее закатилось, и ты, — Хунли тонко улыбнулся, — не будешь обижен.

Чиновник посмотрел на орлиный нос императора, на твердый, решительный подбородок, и низко поклонился: "Можете на меня положиться, ваше Величество".

— А на кого мне еще полагаться? — сварливо осведомился Хунли и потянулся за чайником.

— Не хлопочи вокруг меня, как баба, — усмехнулся он, заметив движение Хэшеня, — мне хоть и седьмой десяток, но в седло я могу сесть сам, а уж тем более — чаю налить. Так вот, — Хунли полюбовался расписной чашкой, — не могу же я полагаться на этих китайских шептунов. Половина из них евнухи, а оставшиеся… — Хунли махнул рукой: "На следующей неделе я переезжаю в Летний Дворец, пусть там все приготовят. Что еще? — он посмотрел на Хэшеня.